 |
 |
|
Интервью Виктора Лысакова |
|
|
Преамбула |
|
|
Я признателен Дону Истбурну за внимание, которое он проявил к моему творчеству и за тот высокий профессионализм, который он показал во время интервью и при проведении специальной фотосъемки. Его вопросы позволили мне рассказать о некоторых аспектах ремесла, которые обычно остаются за кадром. Когда работаешь с холстом, не думаешь о публике. Либо ты его сделаешь, либо нет. Часто он подсказывает и ведет. Иногда нам удается сделать нечто значительное и мы оба понимаем, что холст состоялся. И мы уже не зависим ни от времени, ни от публики. Она придет рано или поздно, но мы оба с холстом сделали все, что могли. А иногда и больше, чем могли. Тогда мы улыбаемся друг другу. |
|
|
Интервью |
|
|
Истбурн: |
Расскажите о себе и своих картинах. |
|
Лысаков: |
Каждый художник стремится открыть свое пространство. Это достаточно сложно, но некоторым это удается. Я смею думать, и это не только мое мнение, но и ряда ведущих критиков, что мне это удалось. Сейчас я вам показываю работы из цикла "Виридоновая ночь". Это ряд работ, объединенных одним пространством, общим холодным, темно-зеленым фоном, на котором происходит действие некой пьесы. Я не могу сказать, что я написал сценарий этой пьесы, но она родилась так же, как рождается поэзия, как рождается сказка - сама по себе. Я не могу объяснить, почему появляются те или иные персонажи. Они возникают, живут своей жизнью и я просто наблюдаю за ними. Увиденным я делюсь со зрителем. В какой то момент я почувствовал, что могу позволить себе роскошь написать цикл работ, объединенных одной темой. Сейчас мы смотрим работы из цикла "Виридоновая ночь" и дополненного цикла "Оттенки ночи", куда вошли работы 96-99 годов. В. Лысаков показывает работы "Натюрморт с хризантемами", "Маска", "Человек с зеленой тенью", "Татуировка цифрами", "Голова быка с веткой сирени", "Красавица с рыжими волосами", "Клаустрофобия собаки", "Искушение королевы", "Лучник", "Мадонна". |
|
|
• Замечание по поводу "Маски" и "Человека с зеленой тенью" - это для меня наиболее удачные работы из этого цикла. Показывает работы - "Натюрморт с листком", "Портрет молодого человека в зрелости". По поводу последнего : - "Это тот случай, когда я сменил темный фон на светлый. Я считаю себя ночным художником. Потому что ночью пространство более напряженное. Каждый шорох, каждый звук воспринимается, как опасность. Но иногда я себе говорю - давай попробуем сделать что-нибудь на светлом фоне. Тогда рождаются такие работы. Это делается для того, чтобы расширить диапазон. Показывает работы "Купальщица", "Зеленая рыба": - "Здесь я использовал египетские мотивы движения". "Ангел с котенком": - "Периодически ангелы приходят в гости, спрашивают - как дела? Зовут к себе. Я пишу их портреты, они обижаются и уходят. Картины остаются". Показывает картины "Ангел в красной шапке", "Девушка с зелеными волосами". |
|
Истбурн: |
Почему вы написали зеленый флаг в правом углу? |
|
Лысаков: |
Для меня нет литературного сюжета. Я не придумываю какой либо сюжет, который я хотел бы проиллюстрировать. Основное значение для меня имеет композиция, которая появляется, рождается и определяется цветовыми пятнами и ритмом движения цвета. В данном случае справа должно было быть, по моим ощущениям, зеленое пятно, которое позже трансформировалось во флаг. Отчасти для меня это театр абсурда. По моему убеждению, это очень емкое пространство. Классический театр абсурда необычайно органичен. Его логика заключается в неожиданности. Как только мы можем проследить следующий шаг, уходит пространство абсурда и появляется банальная описательная литература. А это у же скучно и неинтересно. Если посмотреть на эту проблему глубже, то я должен сказать, что я классический реалист, потому что, приглядевшись к нашему миру, мы должны согласиться, что он живет по законам абсурда. В. Лысаков показывает картины "Несущий", "Прятки", "Человек с зеленой лентой". Большинство этих работ я писал в деревне. Простая сельская жизнь, травка, овечки пасутся. А когда я выходил из дома ночью, я видел, как оживают простые предметы, мячики или старые игрушки и живут своей жизнью. Что-то происходит. |
|
Истбурн: |
Как вы стали художником. |
|
Лысаков: |
Художником я стал в шесть лет. Все остальное время я потратил на то, чтобы доказать это окружающим. В шестилетнем возрасте я почувствовал, что наиболее органичным и естественным языком для общения с окружающим миром для меня является визуальный я зык, а не литературный. Будучи ребенком, я делал много рисунков, акварелей. И все это благополучно выбрасывалось. Мне важно было понять этот язык, понять его структуру и научиться на нем изъясняться. Мой отец был в то время военнослужащим. Жили мы в маленьких городках, не имеющих ни библиотек, ни какого либо другого доступа к литературе и информации. Не было телевизора. Поэтому я жадно ловил любые источники информации. Часто это были случайные популярные журналы, редкие книги, но не было совсем никакой специализированной литературы. Школу я заканчивал в маленьком городке Гайсин на Украине. В шестнадцать лет я поступил в Московский институт стали и сплавов. Параллельно тому, как я учился на металлурга, я проводил много времени в музеях Москвы, очень много читал специальную литературу и тщательно изучал картины мастеров в музеях. Изучал дотошно их технику, чтобы понять, как он это делают. Поэтому обычно я говорю, что моими учителями были большие мастера. Я долго изучал технику Рембрандта, Брюллова и многих других. Но этих художников я выделяю потому что у них действительно сложная техника. В частности, если Карл Брюллов использовал весьма технику сложных лессировок, то Рембрандт пользовался сравнительно простой технологией, но очень трудно понять, как этой техникой достигался такой необыкновенный результат. Я часами сидел в музее у импрессионистов и читал много литературы. Посещал много выставок. В 70-е годы в Москву приезжало много хороших выставок. Скульптура Барлаха и Джакометти, большие выставки Ван-Гога, Шагала, Пикассо и другие. Позже Бэкон и Розенберг. Собрания ГМИИ им. Пушкина и ГТГ сами по себе значительные собрания и, я считаю, что визуальный материал был большой и хороший. После окончания института стали и сплавов я работал на заводе инженером, но продолжал по ночам писать. Потом родился мой сын и стало невозможно работать. Краски, запах растворителя мешали ребенку и я на несколько лет ушел из живописи с очень большой надеждой, что я туда никогда уже не вернусь, потому что это пропасть, которая … Ну, она имеет свой аромат. Это бездна. Очень трудно из нее выйти и очень не хочется попасть туда на всю жизнь. Несколько лет я не писал совсем и был очень счастлив. Потом, случайно, один мой знакомый попросил меня сделать серию работ для поступления в художественный колледж. Я их сделал и они благополучно прошли. Он поступил. Но я, к сожалению, провалился опять в эту бездну и стал снова писать картины. Первый год я как бы снова учился ходить. Потому что руки помнили все, но был некоторый психологический страх. Мне потребовалось около года, когда я снова сказал себе фразу, которую я говорил себе раньше - я все могу. За этот год я пробежал весь технический цикл. Классический реализм, натурализм - когда руками хотелось потрогать чернильницу, нарисованную красками на картоне. Выписывал все детали - мне нужно было восстановить технику. И потом я, видимо, достиг того уровня, о котором Пикассо сказал - "техникой надо овладеть настолько, чтобы забыть о ней". И я начал делать то, что я считал нужным делать, не думая о технике. С 1986 года я стал выставляться на каких то выставках. Хотя в то время в России это было достаточно сложно. А где то уже осенью 1986 года мы с моим приятелем Сергеем Арто, проживающим ныне в Париже, создали независимое объединение художников, которое исторически оказалось первым независимым объединением художников в современной России (тогда еще СССР). Но еще больше я горжусь тем, что власти нас официально закрыли уже в 1987. И этот рекорд уже повторить трудно. Сейчас уже никого не закрывают. |
|
|
Потом меня стали приглашать участвовать в выставках. В частности была большая выставка "Лабиринт" в Московском дворце молодежи, которая потом проехала по маршруту Варшава - Катовице - Гамбург - Ганновер. И закончилась большим аукционом "Hauswedell & Nolte" (auction 274, 5 April 1989) в Гамбурге. Там были проданы две моих картины за достаточно приличные деньги. Одна из них ушла за 30'000 DM ("Manager Magazine" 1991, #3, pages 252-256.) После этого были аукционы в Версале (The Catalog of "Versailles" Auction. Paris 1989.) и Drouot ("Mayer" 1991, page 1577), выставки в Швеции, Австрии, Италии, Германии, Франции. Мое имя попало в международные справочники. Я работал некоторое время в Швеции, потом в Германии. Последнее время я работаю в Москве и не жалею об этом, потому что это другое пространство. Это сложно, но здесь другой аромат времени, другое восприятие. По крайней мере, я работаю, я существую относительно независимо. За эти годы я понял, что я не смогу сделать карьеру и раскрутить свое имя, поскольку это требует больших финансовых вложений. Но я смогу отомстить обществу тем, что я напишу картины, которые не смогут написать другие. И я начал мстить. Я знаю, что эти картины живут. Они будут жить достаточно долго во времени. В 1994 году я сделал выставку моих работ из частных коллекций в музее Декоративного искусства в Москве. Было представлено 50 работ. В 1999 году я сделал вторую выставку моих работ из частных коллекций в галерее "Квадрат", на которой были представлены 30 работ, не участвовавших в первой выставке и еще 70 работ в виде репродукций, которых также не было на первой выставке. То есть это были новые 100 работ из частных коллекций. И это, конечно, еще не все работы. Многие мои работы находятся в частных коллекциях в Германии, Америке, Австрии, Франции, Дании, Швеции, Италии. У меня не осталось ни фотографий, ни слайдов. Хотя последние годы я стараюсь все-таки фиксировать их в виде графических файлов. Многие из этих работ находятся в хороших руках. И когда я изредка с ними встречаюсь, я вижу их ухоженными, одетыми в хорошие рамы. Я смотрю на них как отец смотрит на выросших детей и говорю - ребята, вы хорошо устроились. Еще два слова, чтобы понять, почему я делаю это, а не что то другое. Существует достаточно распространенный стереотип в современном искусстве, когда художник находит какой то прием и потом эксплуатирует его всю оставшуюся жизнь. Это принято считать манерой. Я с этим сталкивался постоянно, когда бродил по галереям Парижа, Гамбурга, Стокгольма и других городов. Поэтому я сказал себе - это неинтересно. Интересно открывать что то новое, хотя это и гораздо труднее. Я уже говорил, что открыть свое пространство это большая редкость. Мне кажется, что я открыл три различных пространства за свою жизнь. Сейчас я работаю над следующим, но это очень непросто. Надеюсь, получится. Это не значит, что я в них работаю постоянно. Иногда я погружаюсь в разные пространства, путешествую в них, перемещаюсь из одного в другое. Я не пишу прием, я пишу картину. Каждая из них должна быть совершенной сама по себе и не зависеть от приема. Я понял самое важное для себя. Мне не интересно делать то, что я могу. Поэтому я никогда не пишу повторов и копий. Поэтому я стараюсь каждый раз сделать то, что сделать не смогу. Поднимать планку выше и выше. Это не значит, что каждая новая картина лучше предыдущей. Но такая цель ставится каждый раз, когда я сажусь перед чистым холстом. Я стараюсь сделать его так, как я не могу. Преодолеть себя полностью. Подняться выше. Иногда это удается. |
|
|
Показывает работы: "Аккордеонистка", "Всадник с веером", "Натюрморт с фишкой и кубиком", "Иоанн", "Гримерная", "Пастушок", "Воспитание квадратом", "Полнолуние в курятнике" и некоторые другие. • Замечание по поводу натюрморта. Часто я отношусь к предметам, как к живым. Так иногда человек относится к животному, очеловечивая его. Часто животное оказывается благороднее человека. В. Лысаков показывает работы "Прогулки белого павлина", "Девушка с веером". Мне интересно было исследовать отношение зеленого цвета в веере с фиолетовым в фоне. С фиолетовым вообще мало кто работает. Это интересное пространство, хотя бы потому, что оно сложное. В. Лысаков показывает картину "Ожидание куртизанки Тотибэ" — Я могу это объяснить тем, что в это время я перечитывал сборник японских новелл и параллельно Маркеса и попытался совместить разные пространства. В моем понимании это не является эклектикой, хотя бы потому, что различные литературные миры интерпретированы своим визуальным пространством. Скорее это то, о чем я говорил выше - непредсказуемость, и, как следствие, органичность абсурда. Показывает "Пастушка" - здесь мне удалось подняться выше, чем я рассчитывал. Часть весьма авторитетных критиков разделяет мое мнение, остальные присоединятся позже. "Мелодия для флейты и осени" - для меня здесь важнее звук, чем то, что происходит в внутри холста. Несколько раз в своей жизни я писал звук и запахи. Одно время я работал в другой мастерской. Люди приходили туда и спрашивали - почему пахнет розами? Я переворачивал картину с фрагментом букета роз лицом к стене и запах постепенно слабел. А в этой работе мне удалось написать тихий звук флейты в осенней тишине. Сейчас я уберу эту картину, а легкая мелодия флейты останется. "Продавец зеленого тюльпана". У меня была работа "Продавец роз". Как раз в ней розы пахли. Она благополучно ушла в частные коллекции и сейчас ее можно увидеть только в каталоге ("Русская коллекция II" Галерея "Марс" Москва 1996.). Картина не была такой уж реалистичной, но мне хотелось сделать нечто большее в более емком языке современной живописи. Тогда родилась эта работа, как противопоставление "Продавцу роз". Когда я написал "Продавца зеленого тюльпана", я успокоился. Для меня не очень важно, как воспринимает ее простой не зритель, потому что я вижу, как ее принимают искушенные критики, чье мнение я уважаю, потому что они видят и чувствуют глубже и дальше. Мне важно было доказать это себе и я это доказал, не оглядываясь на последствия. Наверное, это похоже на ощущения канатоходца, который знает, что когда-нибудь он сорвется, но сегодня этого не произошло. Почему не поверить, что этого не случится завтра? А завтра так еще далеко. В.Лысаков показывает работы небольшого формата. "Натюрморт с грушей", "Август", "Барашки", "Бык", "Заклинатель", "Бычок". Маленькие работы требуют другой техники и иногда других композиционных решений. Я пишу эти работы, потому что технически это другая работа. Когда я спрашиваю себя - какие картины ты хотел бы писать - я отвечаю большие и очень большие. Но в маленьких работах есть свое, иное сопротивление материала. Когда я фотографирую работы на цифровую камеру и разглядываю файлы небольших по размеру работ, я моделирую, как это выглядело бы при большом формате. Например, в размере 2х2 метра. Интересно наблюдать, что многие работы выдерживают увеличение, но не все. Так "Август" легко выдержит увеличение, "Натюрморт с грушей" хорош только в своем размере.
|
|
Истбурн: |
Спасибо. |
|
Лысаков: |
Спасибо. |